Севaстьян Протопопов
Диверсификция
рассказ
— Страшно на улицу выходить….
— Всё повторяется, как минимум третий раз! – потряхивая кулаками, и как будто не слыша собутыльника, заканчивал свою мысль Трёхрядов, — Сколько можно?
— Не хочу в этом участвовать….
— Я хотел бы быть поэтом, но мне уже 45…
— Опять… Не начинай, умоляю!
— Они не могут опровергнуть, а я могу доказать! А ты забыл, — и Трёхрядов с такой теплотой посмотрел на старого друга, что тот сразу вспомнил, что и в правду пора подливать.
Извиняющимся голосом, он сказал Трёхрядову:
— На ход ноги.
Закатив, в негодовании, глаза, Трёхрядов взял свою рюмку.
— За Родину! – произнёс он тихо, с неподдельной тоской и абсолютно серьёзно.
За окном бесшумно и оттого по особенному зловеще, полоснула молния. Трёхрядов сжался и удар грома встретил с закрытыми глазами.
— Какой артист в тебе умирает! – прокомментировал его позу, его друг.
— А то.
Едва просветлевшее, небо нового дня, разразилось ливнем. Крупные, как горошины, капли забарабанили в стёкла. Ехидная улыбка мелькнула на лице Трёхрядова.
— Как говорится, в такую погоду… , — начал было он.
— Да конечно, что я фашист? Сиди, у меня ещё есть.
Трёхрядов хлопнул в ладоши и радостно расправил плечи, изображая всем своим видом, будто он сидит не на куцем стуле, а в большом и удобном кресле.
— Что наше северное лето? – спросил он вернувшегося с бутылкой друга.
— Вспомнил тоже… — лишь бы что-то ответить, как-то вяло ответил тот.
И вдруг, разливая ещё по пять капель, глаза его блеснули и он, едва не срываясь в крик, неожиданно громко стал говорить:
— За нас, за Воротиловых и Трёхрядовых, за наших жён и детей, за наших друзей, за Родину!
— Троекратное: Ура! Ура! Ура! — Восхищённо подхватил Трёхрядов, — Дай поцелую!
— А как они хотели? Сколько можно терпеть? Конечно, страшно думать, что будет дальше, но и так как сейчас жить стыдно!
— Смотря где. Дай огурчик.
— Я хочу быть уверенным в том, что я имею право и могу, и здесь, и там!
Трёхрядов был на седьмом небе, по глазам было видно. Вот, это по-нашему, думал он и с восторгом грел в руке свою рюмку. А Воротилов хлестанул от души и переведя дух, добавил:
— Диверсификация! Ты подумай!
— Это ещё цветочки!
Когда бутылка закончилась, кончился ливень. Привычная Лондону, кисельная изморось повисла в воздухе и зонты не спасали от неё редких, утренних прохожих. И в голову Трёхрядова, пришла обречённая мысль:
— Ну, и не надо.
* * * * * * *
Тост
рассказ
Когда до него дошла очередь произносить тост, за столом ещё никто не говорил громко, не гремели приборы, женщины не рвались на танцпол. Все выглядели весёлыми и трезвыми, и все слушали тостующих. Официальная часть. Сан Саныч встал, взглядом попросил официанта долить ему вина и театрально прокашлялся, привлекая к себе общее внимание.
— Бесценный друг, — начал он говорить, глядя в глаза юбиляру, — считаю своим долгом присоединиться к словам тех, кто выступал передо мной, разделить их пожелания и комплименты в твой адрес. Много было сказано о твоей незаурядности, о твоей уникальности, о том как ты нам дорог.
Ушлая тамада хотела было вставить свой комментарий, но Сан Саныч успел бросить на неё такой взгляд, что она выронила микрофон.
— Хочу добавить, что я безмерно горд, сидеть за этим столом, ибо я знаю, что сегодня ты собрал здесь самых близких тебе людей, тех кого ты называешь друзьями. Быть твоим другом, немалая привилегия. Можно даже сказать награда. Совсем недавно, мы разговаривали с тобой о грустном, о скоротечности времени, о нашем возрасте и ты сказал, что не жалеешь о прошедшем, потому что только теперь, по прошествии стольких лет, ты достиг того уровня гармонии, который вероятно и называется счастьем. Необъяснимое и загадочное понятие — счастье. Его трактуют, как состояние полного комфорта и удовлетворённости, как земной прообраз райского блаженства. И конечно ты этого достоин, ибо ты и труженик, и рыцарь, и отец, и муж, и мыслитель, и теоретик, и практик.
Сан Саныч не много, посмеялся над своими словами. Основная тема стала давать лишние побеги.
— И теперь хочу обратиться к присутствующим, дорогие мои, вы представляете, какая на нас на всех лежит ответственность? Счастье, предмет крайне хрупкий и его целостность зависит не только от именинника, но и от каждого из нас. Нельзя блаженствовать в раю, если ты знаешь, что брат твой не смог туда попасть. И счастливым быть в одиночку нельзя. Ну что это за счастье, если я знаю, что близкий мне друг бедствует или страдает? Одним словом, ни в коем случае не болейте, не предавайтесь унынию, не опускайте рук, не попадайте впросак. Ибо, не будете счастливы вы, не будет счастлив и юбиляр.
Теперь за столом послышался и смех, и доброе роптание. Сан Саныч, опять глядел на виновника торжества.
— Вячеслав Юрьич! Слава, мы всё сделаем для полноты твоего счастья и сами постараемся быть счастливыми. Многая лета, тебе наш друг! По-здрав-ля-ем!
* * * * * *