Севaстьян Протопопов

То же самое?

рассказ

Если бы он тогда, с ироничной усмешкой не парировал, приведённую мной цитату одного из русских святых ХIX века, наверное, я и не запомнил бы тот разговор с Маратом, а может и его самого. Многие детали, давно ушедших лет, затираются настолько, что мы не помним ни лиц, ни слов. Общий контекст помним, голос помним и больше всего, эмоции собеседника помним. Не углубляясь в предысторию, скажу, что с Маратом у нас было много точек соприкосновения. Культурные предпочтения, художественные интересы, эстетические предрассудки, жизненная позиция, взгляд на, кипевшие вокруг, политические события последних лет СССР. Я любил его общество. И пока он не решил вернуться в Татарию, мне удалось несколько раз поделиться с ним своими мыслями и выслушать его.

Один раз, неожиданно друг для друга, мы заговорили о религии. О причинах её появления, о её значении и предназначении. Слово опиум, не упоминали ни я, ни он. После семидесяти лет замалчивания, эта тема, даже в досужих разговорах, не подвергалась критическим нападкам. Скорее даже была несколько возвышенна. Так что достичь консенсуса нам было не сложно. Мы не оспаривали теософскую конструкцию мироздания с Богом во главе. Но далее, когда речь пошла об имени Бога, у Марата задвигались желваки. Я не придал этому значения и продолжал с  воодушевлением говорить о христианстве, о его вкладе в мировую культуру. Марат ненавязчиво проводил параллели с исламом, но о его вкладе в мировую культуру молчал, видимо не зная, что сказать.  Мало-помалу, диссонанс нарастал. И когда я привёл, упомянутую выше цитату: «Если мусульманин будет добросовестно выполнять все предписания Корана, он неизбежно станет христианином», в глазах собеседника я увидел яркую вспышку негодования.

— Тоже самое, только с зеркальным смыслом, в XIX веке говорил имам — такой-то (имени имама не помню), — Если христианин будет по-настоящему добрым христианином, Аллах не оставит его в заблуждении и приведёт его к исламу.

Почувствовав, что разговор может кончиться не красиво, мне не сразу, но удалось увести его в другое русло. Злая усмешка Марата, вновь превратилась в добродушную улыбку. Вероятно он тоже сделал над собой усилие. Когда он уходил, я смотрел ему вслед и думал, всё-таки мы разные. С годами, может быть, когда стихнет наш рокNролл, мы сможем разглядеть настоящие лица друг друга. Как из кувшина, в душу плеснуло осенней грустью.

Мы больше не виделись. И суть разговора как будто забылась. Но время от времени, мне приходилось в чужих глазах видеть огонёк негодования и в уголках чужих губ видеть злую усмешку, и я вспоминал своего доброго приятеля и соседа по общежитию музучилища. И его слова. И сначала мне было просто неприятно об этом думать, а потом даже больно. Я хотел и хочу жить с правдой, но чтоб без сучка и задоринки, что бы без тени сомнения. Малейший заусенец и снова мучительная перезагрузка. И Марат, наверно на долгую, добрую память, оставил мне такой заусенец.

В экстазе конца 80-х и в лихие 90-е, я почти  не вспоминал об этой болячке, брезгливо гнал от себя даже тень размышлений о ней. Думал только о хлебе насущном. Но однажды, пообщавшись с удачливым чеченским предпринимателем, который поминутно воздавал хвалу Аллаху, вопрос о том кем станет мусульманин, если будет выполнять все предписания Корана и кем станет по-настоящему добрый христианин, потребовал от меня внятного и однозначного ответа. Я страдал больше года. Старые, прошедшие горнило советского атеистического безвременья, священники вышли за штат, доверия к молодым и даже к своим ровесникам не было. Интернет ещё не набрал оборотов. Думал сам насколько мог. Пробовал в молитве просить помощи у Бога. Что-то вырисовывалось, но не убедительно. Несколько раз брал в руки авторучку, но на бумагу ложился какой-то ксенофобский бред и я рвал свои черновики. Я не утопал с головой в ненависти к исламу, но ходил в этой реке по пояс. Когда же события в Боснии, в Косово и у нас на Северном Кавказе достигли своего кровавого апогея, дно запросто могло уйти из-под ног.

Когда-то я так же с ручкой в руке, ответил себе на вопрос кто такой гопник, потом кто такой фашист, потом проанализировал, чем фашист отличается от коммуниста. К моему искреннему удивлению коммунист выглядел куда более привлекательно и романтично. А вот разобраться с христианством и исламом, и раз и навсегда логично доказать себе с кем истина, не получалось никак. Прошёл ещё один год, дочка сильно болела, нехватка денег, сверхурочная работа по разным кабакам, по корпоративам, по свадьбам. Мои пальцы, с такой лёгкостью бегавшие по клавишам, к ручке уже не тянулись. Заботы дня сегодняшнего вызвали стойкую и душевную, и умственную рецессию.

Но вопрос оставался открытым. Если и одни, и другие, внешне с одинаковой лёгкостью упрекают своего оппонента в лицемерии и говорят ему, если бы ты был по-настоящему тем, кем себя считаешь, то неизбежно стал бы, таким как я,  значит, у них есть какие то доводы. Не с пустого же места они так говорят.

После того как дочь вышла замуж и уехала от нас, я стал чаще оставаться на едине с собой, чаще сидеть за компьютером, стал находить удовольствие в переписке в социальных сетях с разными умными собеседниками, на умные темы. Наверное, это новое пристрастие подвигло меня вспомнить опыт молодости, сначала объяснить что-то себе самому и изложить это письменно, поставив в этом вопросе, таким образом, точку. Вам кажется в 50 лет это смешным? Может быть, но не смешнее чем в те же 50 лет сочинять музыку.

Однажды, я смотрел один стрим, в котором речь шла о роли ислама в истории Российской империи. Всё точно, всё верно. Даты, имена, события. Очень интересно. Красной нитью проходила тема близости и даже взаимообогащения ислама и православия. Через полтора часа после начала настало время вопросов зрителей. И первый же звонок в студию, стал такой неожиданностью для хамоватого антрепренёра, что он очень грубо завернул этот вопрос и успокоил, уже поднявшего брови, профессора Казанского университета. А вопрос звучал так:

— Уважаемый Артур Азатович, вы бы не могли кратко, в двух словах, описать принципиальное отличие ислама от иудаизма? Принципиальное отличие христианства от иудаизма очевидно, а вот…

И вот здесь вмешался антрепренёр.

— Милейший, вы вообще слышали о чём мы здесь говорили….

Я же, буквально вскочил с дивана и бросился к большому компьютеру. Две минуты, которые он собирался с мыслями и недовольно гудел, показались мне неделей. Наконец монитор запестрел сотней иконок. Наконец Word. Ин де бигинин, воз де ворд, сказал я про себя и на открывшемся чистом листе настучал заглавие того, что должно было сейчас получиться:

Зри в корень

* * * * *

Прекрасный выбор

рассказ

Покупатель медленно обернулся и теперь, смотрел на Севастьяна Валентиновича, как на инопланетянина, едва сдерживая недоумение и казалось,  даже страх. Покупатель выглядел от рождения глухонемым, который только что услышал всё многообразие звуков нашего мира. И виновником этого чуда, он однозначно считал Севастьяна Валентиновича. Последнему стало не по себе от такой реакции. Он попытался ещё раз завязать разговор:

— Месье, я могу вам помочь выбрать вино, лучшим образом, соответствующее тому поводу, ради которого вы здесь.

Мудрый баритон с прононсом, вопросительно стих, но покупатель, как стоял в пол-оборота, так и остался стоять. Озадаченные глаза его, вцепились в Севастьяна Валентиновича. Казалось, сделай тот малейшее движение, и покупатель бросится ниц. И Севастьян Валентинович замер, он боялся дышать, боялся моргнуть. Неприятная пауза распростёрла свои крылья над обоими участниками «диалога». И постороннему зрителю, было бы не разобрать, кто из них боится больше и главное чего? Слава богу, за этой сценой наблюдала только Марина из-за кассы. Она тоже затаила дыхание, но скорее всего по другой причине. Она ещё никогда не видела, что бы кто-то парковал свой электромобиль, у винного бутика «Наполеон  III».

У Севастьяна Валентиновича стало темнеть в глазах. Теперь ему казалось, что незнакомец смотрит на него, как на душевнобольного. Почему, чёрт побери?

Шарль Ознавур разрядил обстановку. Он прокашлялся где-то под потолком, в спрятанных динамиках и Севастьян Валентинович взял себя в руки. Он попробовал заговорить по-французски. Покупатель вздрогнул, при первом же  -тррррр-, нахмурился и медленно опустил правую руку в карман плаща. О-ля-ля, подумал Севастьян Валентинович, ещё не хватало. Пальцы незнакомца во что-то вцепились в кармане, и теперь рука медленно извлекала это что-то наружу.

— Эскезема, — зачем-то произнёс  Севастьян Валентинович.

Ночным августовским небом, в руке покупателя блеснул экран дорогого айфона. Севастьян Валентинович выдохнул. Незнакомец медленно поднёс трубку к уху и, делая вид, что отвечает на звонок, произнёс: Да? Он бескомпромиссно отвернулся и отправился в зал, стилизованный под винный погреб. Больше он не отнимал трубку от уха. Как только Севастьян Валентинович пытался советовать, он громко говорил в телефон  «конечно» или «зачем» и советчик отступал. Дозревшие уже на полках этого магазина бутылки Бароло, красовались в самом тёмном углу погреба. Безусловно, незнакомец искал именно их. Поднеся к глазам одну из бутылок, он остался доволен и задал Севастьяну Валентиновичу единственный вопрос:

— Пора? – но вопрос этот звучал скорее, как утверждение и поэтому,  не дожидаясь ответа, он взял вторую бутылку и двинулся в сторону кассы.

— Конечно, пора! Десятый год после урожая!

— Прекрасный выбор, месье! – застрекотала на кассе Марина, — Вино королей!

Незнакомец, казалось, снова оглох. Он о чём-то задумался и, расплатившись картой, хотел было взять, приготовленный Мариной пакет с вином, но…. Одним словом, одну бутылку он разбил.

Марина вскрикнула и рот прикрыла ладонью. 4 900 рублей со скидкой! Незнакомец не изменился в лице, но осанка его выдавала, самооценка потеряла несколько пунктов. Севастьян Валентинович удара не выдержал вовсе. Здание напротив магазина и колокольня чуть в стороне, заходили ходуном. Стеклянный хруст в сердце и тысячи мельчайших осколков выбрасываются в кровяное русло. Потом хлопок, как будто лопнула диафрагма, а не бутылка. Кирпично-красная лужа. И какой-то пугающий фенольный нюанс в запахе воздуха. Севастьян Валентинович, не в силах стоять, опустился на корточки. Если бы не сегодняшний безрукий покупатель, скорее всего эта бутылка осталась бы в его коллекции.

— Я не в претензии, не стоит так… — заговорил первым покупатель. Поморщившись, он попросил принести ещё одну бутылку на замену.

— Этого винтажа больше нет, месье. Другие бутылки моложе. – Севастьян Валентинович еле выдавливал из себя слова.

Покупатель отмахнулся от этих слов.

-Несите.

Оставив Марину в торговом зале одну, Севастьян Валентинович ушёл в свой маленький кабинет. Взяв с полки книгу, знаменитого японского сомелье, он стал искать в ней главу о Пьемонте, а значит и о Бароло. Каждая глава в той книге заканчивалась оригинальным авторским хокку. Что там будет о Бароло написано? – подумал Севастьян Валентинович и найдя то, что искал, прочитал:

Заплакав, на корточки сел

Старый виноторговец

Над разбитой бутылкой Бароло

Сбой программы

рассказ

— Мы дети! – победно закончил свой монолог Борис Николаевич.

— Дети погибели. – Едва слышно добавил его молодой собеседник.

— Что?

— Дед, я побегу. Не могу опаздывать, а времени уже почти нет.

— Но, что ты имел в виду? – сквозь тревожную улыбку, по слогам спросил Борис Николаевич.

— Потом, — уже удаляясь, отрезал Лео.

Он решился на давно задуманное. И теперь, эта маленькая бестактность на фоне, предстоящего поступка, казалась безобидным детским озорством. Только через девять секунд, Борис Николаевич опустил, так и не пожатую внуком руку. Тучи снова закрыли солнце, на улице пахло грозой. Автомобили, один краше другого, безуспешно кокетничали с прохожими. Класть те хотели, на их заботливые сигналы. Пешеход наивно думает, что главная опасность его жизни в нём самом. Автомобили иллюзия. Но смысл существования этой иллюзии — месть.

В холле банка шипящая тишина. Все клиенты онлайн. Подписывая бумаги, Лео почему-то вспомнилось, как в детстве дед объяснял ему, что такое фашизм.

— Рузвельт курил, Черчиль курил, Сталин курил, Гитлер никогда!

В углу документа засветилась розовая электронная дата: 31.08.2028. Всё…. Таймер, адской машинки, начал обратный отсчёт. Десять секунд.

Лео не успел дойти до стеклянных дверей, как его анонимный счёт  пополнился на весьма значительную сумму, счёт же Бориса Николаевича опустел вовсе. И никому не понять, в чём причина. Хитроумный код Лео, как головоломку вычислил ещё в детстве. Дед любил учить его математике.

Полицейские последнее время не миндальничали с курильщиками, но Лео закурил.  Смело и полной грудью. Я не фашист.

Я же просил его по-человечески,- сокрушался он мысленно. Первые жёлтые листья ложились к его ногам. Проходя мимо школы, в которую завтра пойдёт Маша, он вышел на проезжую часть. Здание, постройки времён очаковских, громоздилось в тесноте спального микрорайона. Сразу два уборочных минитрактора полировали тротуар, и Лео решил их обойти. На дороге, пепел от сигареты, попал ему в глаз и он на мгновение остановился.

Маленький, беспилотный электромобиль, такси ещё первого выпуска, отчаянно, но слишком поздно завыло сигналом. В этот момент, Лео подумал: Много ли деду ещё осталось и, на сколько, я его переживу?

* * * * * * * * *

Страницы: 1 2 3 4